Мне довелось побывать на митинге в Екатеринославском оперном театре. На этом митинге выступили батька Махно и Волин. В ложах и партере сидели командиры многочисленных отрядов махновской армии. В одной ложе сидел красивый, длинноволосый человек, он все время улыбался и поглаживал свои усы. Мой сосед сказал, что это легендарный Щусь, командир конного отряда, совершавшего стремительные рейды по тылам Белой армии. В другой ложе, к моему удивлению, я увидел Полонского, командира знаменитой «железной повстанческой дивизии» и Бродского, комиссара той же дивизии. Эту дивизию, входившую в 12-ю армию, присоединили к махновской армии для совместных действий против Деникина.
Махно появился на подмостках театра, снял с себя серую шинель, папаху и маузер, все положил на стол. Весь зал восторженно его приветствовал. Махно молча стоял, всматривался в сидевших в зале. Я рассматривал этого крестьянского вождя, легендарного героя Гражданской войны. Это был человек небольшого роста, хрупкого сложения, с длинной гривой черных волос. Лицо энергичное, очки в серебряной оправе, за очками острый взгляд. Махно поправил свою косоворотку и поднял руку. Зал затих. Махно начал свою речь с заявления, что он плохой оратор, при этом он посмотрел на Волина, сидевшего в президиуме, ткнул пальцем в его сторону и бросил фразу:
— Вот он вам красиво изложит, чего мы хотим, за что боремся. — Махно немного помолчал, а затем сказал следующее — «Я скажу вам по-простому. Моя армия идет вместе с революцией, пока революция ведет борьбу с белогвардейскими прихвостнями.
Повернувшись в сторону ложи, где сидели Полонский и Бродский, Махно зловеще произнес:
— Но как только мы увидим, что на место белой власти и бюрократии хотят поставить новую власть, чтобы продолжать издеваться над народом под новой вывеской, мы объявим войну самой революции.
Эти слова Махно были встречены ревом всей массы, все встали и долго кричали: «Хай живе наш батько! Да здравствует Нестор Махно! Долой казематы, долой прокуроров и продажных судей!»
Вначале запели марш анархистов, потом «Марсельезу», гимн Французской революции. Председатель митинга Аршинов, ближайший помощник Махно, поднял руку. Было дано слово Волину. К рампе подошел широкоплечий среднего роста человек интеллигентного облика. Волину можно было дать не больше 50 лет, на самом деле ему было около шестидесяти. Мне было известно, что Волин — старый каторжник, один из лидеров русского анархизма, друг и последователь князя Кропоткина, автора знаменитых «Речей бунтовщика».
Волин, в отличие от Махно, начал свою речь спокойно, плавно. Говорил он без бумажки, хотя его речь была насыщена огромным количеством фактов, ссылок на авторитеты и исторические события. Дикция и стиль речи были прекрасными. Хочу отметить, что выдающиеся идеологи анархизма, Михаил Бакунин, Элизе Реклю и другие, не были участниками или хотя бы свидетелями широкого анархистского движения. Они лишь философски осмысливали теорию анархизма. Волин же был активным участником русской революции, прекрасно знал многих революционеров, разбирался во всех нюансах и противоречиях революционного движения. Поэтому его позиция представляет большой исторический интерес. Я попытаюсь кратко, но довольно точно передать речь одного из выдающихся теоретиков анархизма и одновременно одного из главных руководителей махновского движения.
— Граждане и соратники по борьбе! — так начал свою речь Волин. — в сознании напуганных обывателей и политических интриганов, стремящихся к «порядку», анархизм выглядит весьма непривлекательно… Якобы анархизм проповедует разнузданность народных страстей, направленных против общественного спокойствия, культуры и цивилизации. По мнению этих политиканов, анархизм проповедует полное безвластие, разрушение элементарных понятий о праве и законности. Это абсурдное представление об анархизме. Анархизм разрушает не нормальный общественный порядок, а так называемое государственное право, бюрократическое представление о праве и порядке и впервые восстанавливает право народа на полную свободу, на жизнь без государственных нянек! — Речь Волина была прервана громом аплодисментов. Командиры Красной армии, сидевшие в ложе, улыбались, но не аплодировали.
Оратор перешел на более высокий регистр:
— Укажите мне такое государство в прошлом и настоящем, которое выражало бы интересы народа! Такого государства не было, нет и не будет. Государство — это группа людей, всеми силами и средствами оберегающих свою власть. И революционеры, как только они занимают кресло государственного чиновника, теряют весь свой революционный запал. С этого момента их не волнуют чаянья народа, их интересы переключаются совсем на другое: повышение по службе, жалование, привилегии. Наши соратники по борьбе, сидящие в этом зале, — при этих словах Волин указал рукой на ложу, в которой сидели командиры Красной армии, — говорят, что Ленин и Троцкий хотят создать новый, ранее невиданный тип государства, основанный на так называемой диктатуре пролетариата. Но понятие «диктатура» должно вызвать негодование у всех революционеров мира… Кто будет практически осуществлять эту пролетарскую диктатуру? Конечно, не сам рабочий класс, а группа профессиональных революционеров, считающих, без всякого основания, что они выражают интересы не только мирового пролетариата, но и многомиллионного крестьянства России… Но это очередной миф. Где гарантия того, что эта кучка «избранников» не предаст интересы народа? Где гарантия, что на смену профессиональным революционерам не придут политические интриганы и проходимцы и не скажут, что «и мы пахали»? Церковь и многочисленная паства прячутся за спиной Иисуса Христа. Те, кто придет после нас, тоже будут прятаться за какимнибудь земным богом, как бы его ни назвали: Марксом, Лениным или Троцким. Древние христиане и рабы шли за Иисусом, затем христианство, обещавшее рай на небесах, было узурпировано Ватиканом и Святейшим Синодом. Эти избранники Бога на земле сжигали христиан именем Христа, посылали на эшафот, осеняя казненных золотым крестом. Христианство из религии рабов превратилось в религию господ. Церковь, иезуиты, инквизиция оправдывали изуверства Марии Медичи, английской королевы Елизаветы, французских монархов и крестоносцев, убивавших мирных граждан только за то, что они не признавали Христа.
Далее оратор коснулся Великой французской революции. Он сказал:
— Свергли монархию, торжественно гильотинировали Людовика ХVI и его красавицу жену. Вначале все так называемые прогрессивные силы выступали единым фронтом против монархии. А что же получилось потом? За короткий срок слетели головы революционеров Бриссо, Кондорсе, Дантона, Робеспьера и многих других. Идеями Жан-Жака Руссо воспользовалась Директория, члены которой не имели никакого представления о великом демократе, не читали его книг. Вся эта историческая трагикомедия, сопровождавшаяся большими жертвами, закончилась сначала победой, а потом гибелью великого корсиканца. Все выступали от имени народа, все хотели сильной власти, мощного государства.
В 40-х годах появляется новый патриарх — Карл Маркс. Он выдвигает идею пролетарской диктатуры как форму перехода от капитализма к социализму. Но любая диктатура осуществляется меньшинством и требует насилия, опоры на армию и опричников. Исторический опыт свидетельствует, что любая диктатура вредна народу. Но она кончается трагически и для многих диктаторов. Внутри диктаторской группы неизбежно происходит борьба за власть, в результате побеждает не самый талантливый, а наиболее хитрый, беспринципный, не брезгующий ничем.
Мы, анархисты-коммунисты, категорически отрицаем централизованную государственную власть и диктатуру во всех ее проявлениях. Народ на местах должен создавать сельские, поселковые, городские комитеты, решающие все экономические, культурные вопросы совершенно самостоятельно на основе полной личной и социальной свободы. Для решения общегосударственных и общенациональных вопросов местные коммуны избирают своих уполномоченных. Эти уполномоченные не должны иметь никаких особых административных прав и привилегий и должны сменяться. Необходимо окончательно расстаться с культом вождя, с этим идолом, вокруг которого неизбежно концентрируются всякие прихлебатели, тунеядцы, единственным принципом которых является угодничество и пресмыкательство перед «вождем», презрение к нижестоящим. Мы, анархисты, готовы поклониться гению в области музыки, литературы, живописи, скульптуры и архитектуры — эти гении безвредны, даже очень полезны, они несут народам радость. Но так называемый гений в области политики — это неизбежно Макиавелли. Перед такими «гениями» преклоняются только бараны, искатели приключений, политические мракобесы и авантюристы.
Волин закончил свою речь призывом: «Да здравствует анархия — конечный идеал свободного человечества!» Зал рукоплескал, долго не мог успокоиться. Волин сел к столу, а батько обнял его за шею и поцеловал.
Я передал сущность и стиль речи Волина, но не смог полностью передать особый дух рыцаря анархизма, побудивший всех собравшихся в театре десятки раз кричать: «Слава, слава, слава!»
Митинг кончился. Я был под большим впечатлением от речи Волина. Вышел на пустырь, окружавший здание театра. Увидел много тачанок с пулеметами. Подумал: в театре произносят речи, а вот здесь реальная сила, без которой самые прекрасные слова растают в воздухе.
А в то бурное, очень смутное время, когда в России рухнула монархия и непримиримые противоречия раздирали все слои общества, понять, где правда, было очень трудно. Я тогда считал, что борюсь за воплощение в жизнь прекрасных идеалов свободы и демократии, совершенно не представляя, какие конкретные формы должно обрести новое государственное устройство, чтобы эти идеалы стали реальностью. А через три-четыре года понял, что я ошибался, как и большинство моих друзей. А вот анархист Волин был ближе к правде. Он убедительно говорил о порочности самой идеи диктатуры пролетариата, которая неизбежно обернется диктатурой небольшой группы людей.
Штаб махновской армии располагался на Екатерининском проспекте в гостинице «Франция». Я часто там бывал. Анархисты выпускали газеты «Путь к свободе» и «Набат», большевики выпускали газету «Звезда», которую редактировал Карташев. Я тоже сотрудничал в этой газете. Большевики часто встречались с махновскими лидерами, устраивали дискуссии, в которых принимали участие мои товарищи со времен работы в подполье: Ушеренко, Мирошевский, Штейнгауз, Солнцева, братья Кузнецовы. Иногда в дискуссиях принимали участие командиры из «Железной повстанческой дивизии», штаб которой находился в той же гостинице «Франция». Надо признать, что доводы анархистов по всем обсуждавшимся проблемам были более убедительными. В те дни двоевластия партийное руководство требовало, чтобы бывшие подпольщики постоянно встречались с рабочими и разъясняли им программу большевиков с целью оторвать от влияния махновцев молодежь. Махно некоторой части молодежи казался героем подобно Щорсу или Павлу Дыбенко. Меня не оставляла мысль, что Махно и его отряду я обязан своей жизнью — от субъективного никто не может абстрагироваться.
Как-то я пришел в гостиницу «Франция», чтобы встретиться со своими друзьями. Я поднялся на второй этаж и предъявил свой пропуск. Дежурный махновец внимательно разглядывал мой пропуск, посмотрел на меня, затем рывком сбил с моей головы шапку, схватил за шиворот, потянул к лестнице и дал мне такой сильный пинок ногой ниже спины, что я кубарем покатился вниз по лестнице. Я просто не мог понять, что случилось. Я выскочил на улицу, где меня встретили Матус Канин и Кузнецов. Они мне сказали: «Ты должен быть благодарен этому дежурному: если бы ты вошел в штаб, то оттуда бы живым не вернулся. Пока не поздно, уходи отсюда». По дороге Матус Канин рассказал о произошедшей трагедии: расстреляны коммунисты, в том числе Полонский и Бродский. Штаб махновской армии перешел к террору, узнав о каких-то секретных распоряжениях из Москвы.
Мне было известно, что с махновским штабом Москва все время вела переговоры. Между Реввоенсоветом Красной армии и штабом Махно была переписка. Позже я узнал, что было секретное задание, опираясь на Железную повстанческую дивизию, арестовать Махно и его штаб и отправить их в Москву. Но до сих пор мне не известно, соответствовало ли это действительности и где истинная причина окончательного разрыва между Красной армией и штабом махновской армии.
С декабря 1919 года украинские коммунисты окончательно разорвали все связи с батькой, и по всей железной дороге от станции Синельниково до станции Лозовой создавали отряды, самостоятельно действующие в районе Екатеринослава, Павлограда, в тылу у Деникина.
15 декабря мне с группой комсомольцев поручили разобрать железнодорожный путь возле станции Самойловка, по которому должны были пройти деникинские эшелоны. Мы с большим энтузиазмом взялись за это дело. После разбора железнодорожного пути мы скрылись в пустых сараях и стали свидетелями, как под откос пошел целый состав с боеприпасами для генерала Слащева.
Махновцы, окончательно порвав с коммунистами, с Красной армией, хорошо понимали, что они сами не смогут справиться с обученной и дисциплинированной армией генерала Слащева. Штаб махновской армии, не вступая в бой, решил оставить город Екатеринослав, предварительно взорвав мост через Днепр. Город был занят войсками генерала Слащева. Мы снова ушли в подполье, но на сей раз ненадолго. Слащевцы продержались в городе всего четыре дня. Рано утром я прочитал на столбах приказ коменданта города. В этом приказе было сказано, что население, не желающее попасть в руки большевистских комиссаров, может получить в комендатуре пропуска и отступить вместе с армией генерала Слащева. В том же приказе было указано, что это временное отступление по заранее намеченному стратегическому плану. Покинув Екатеринослав, армия Махно отошла в район Синельниково. В это же время армия Врангеля заняла город Мариуполь. Начались частые столкновения между отдельными соединениями этих армий. Это побудило руководство Красной армии опять искать контакты с Махно с целью координации действий против Врангеля.
В конце сентября 1919 года в штаб Махно прибыл представитель Реввоенсовета Южного фронта Иванов. Махно было предложено стать командиром корпуса Красной армии. Переговоры продолжались долго, в штабе Махно в этот период уже не было прежнего единства. В результате, несмотря на возражение некоторых членов штаба (Волин, Каретников), соглашение было подписано, но только о совместной борьбе с Врангелем без какого-либо организационного подчинения махновцев Красной армии. От штаба Махно соглашение подписал В. Куриленко, от руководства Красной армии М.В. Фрунзе, от Реввоенсовета Южного фронта С. И. Гусев, Бела Кун (бывший глава правительства недолговечной Венгерской республики).
Но действовало это соглашение недолго. Уже в конце 1919 года назрел окончательный, вполне логичный для Махно, разрыв с Красной армией, мощь которой к этому времени заметно возросла, был накоплен боевой опыт, крупными воинскими соединениями командовали талантливые военачальники, довольно быстро преодолевалась партизанщина, повысилась организованность. Все больше ощущалась централизация в руководстве всеми действиями армии. Это, естественно, не устраивало Махно и многих его сподвижников. В этот период постепенно начала ослабевать поддержка махновского движения широкими массами крестьянства. Одновременно на Украине росла популярность 14-й армии Советов, командиром которой был Уборевич, бывший царский офицер.
В этой же армии одной дивизией командовал легендарный И. Э. Якир, а комиссаром армейского госпиталя была моя будущая жена Дина Белоцерковская. Уборевич был умным, образованным, высоко моральным человеком и очень талантливым военачальником, снискавшим большое уважение как среди командного состава, так и среди рядовых военнослужащих. Он в равной степени хорошо владел стратегией и тактикой военного искусства. Забегая вперед, могу отметить, что, пройдя всю Гражданскую войну, руководя армиями и фронтами, Уборевич не проиграл как ни одной маленькой военной операции, так и ни одного крупного сражения.
В начале 1920 года начался распад махновской армии, значительная часть которой присоединилась к 14-й армии Уборевича, некоторые отряды объединились со знаменитой кавалерийской бригадой Котовского, действия которой по своему характеру были близки махновцам. Часть отрядов продолжала действовать самостоятельно, в том числе и большой отряд под командованием Каретникова, который всегда очень болезненно реагировал на указания, поступающие из Москвы.
Трагична судьба Каретникова и его отряда. В военных действиях при форсировании Сиваша и начале разгрома армии Врангеля этот отряд сыграл значительную роль, сражаясь против отборных офицерских частей врангелевской армии. Почему-то об этом умалчивают все историки Гражданской войны и мемуаристы. После завершения операции по прорыву Красной армии в Крым произошло, на мой взгляд, трагичное и постыдное событие, которое уже в те далекие годы пролило свет на методы действий советского руководства. Кем-то был издан приказ о ликвидации отряда Каретникова, активного союзника в разгроме врангелевской армии. Отряд был окружен частями 14-й кавалерийской дивизии, которой командовал Пархоменко. В этом бессмысленном бою погибли и Каретников, и Пархоменко. В это время сам Махно с частью своей армии, не вступая в открытые столкновения с Красной армией, постепенно отходил к границе с Румынией, куда в середине 1920 года и перешел со штабом и теми отрядами, которые категорически отвергли Советскую власть. Махно безусловно был талантливым организатором, хотя он теоретически никогда не пытался осмыслить исторический опыт и социальные закономерности. Это был человек действия, храбрый, инициативный и целеустремленный. В тот период было немало таких людей, но Махно оказался более решительным, прекрасно чувствовал настроение масс и умел апеллировать к эмоциям толпы. Думаю, что, хорошо зная психологию украинского крестьянства, Махно, в отличие от петлюровцев, Центральной Рады, гетмана Скоропадского и других украинских националистов, не искал союза с оккупационными немецкими войсками и никогда не обращался за помощью к иностранным государствам. Если проанализировать военные операции, осуществленные под его руководством, особенно молниеносный захват Екатеринослава, то необходимо признать, что он обладал тактическими способностями крупного и незаурядного военачальника.
В связи с оценкой Махно как организатора мне хочется рассказать интересный эпизод из своей жизни. В 1921 году я уже учился в Московском университете, в одной группе со мной занималась известная большевичка Ольга Лепешинская. Семья Лепешинских в эмиграции поддерживала дружеские отношения с В. И. Лениным. В 1921 году они жили в Кремле рядом с квартирой Ленина. Лепешинская пригласила меня к себе домой на встречу нового 1922 года и просила на этой встрече рассказать о махновщине. Мой рассказ продолжался минут сорок. В середине моего рассказа открылась дверь, вошел В.И. Ленин, тихо сел в углу на стул и стал слушать. Я проговорил еще минут двадцать, рассказывал и о своих личных впечатлениях от встреч с Махно, Волиным, Каретниковым. После того, как я кончил, Ленин бросил фразу: «Очень жаль, что нам не удалось перетянуть Махно на свою сторону», — и вышел из комнаты.
Последний раз мне довелось встретиться с некоторыми идейными сторонниками анархизма в Сибири, в Тобольске, куда я был выслан в 1928 году. Они оставались верны своим идеям. В последующих лагерях и тюрьмах я их уже не встречал. Говорили, что они все были расстреляны в лагерях.
