Отрывки из работы Григория Григорова.
Постоянный философский семинар, который посещали многие, в том числе профессора Ленинградской консерватории Х.С. Кушнарев и Ю.Н. Тюлин, композиторы Д.Д. Шостакович и Н.Н. Леви, драматург Д. Щеглов, в Союзе композиторов и драматургов. Эстетика – философия искусства. «Эстетика» Гегеля – основа моего семинара. Искусство и действительность. Эстетика и этика. Форма и содержание. Идея и образ. Искусство ради искусства. Представления о прекрасном. Чувственное восприятие произведений искусства и мысль. Свобода творчества. Субъективное и объективное в искусстве. Эволюция эстетической мысли. Направления в искусстве: символизм, классика, романтизм. Придуманный советскими идеологами «социалистический реализм».
Весной 1931 года мне представилась возможность побеседовать наедине с Сергеем Мироновичем Кировым, который в то время был 1-м секретарем Ленинградского обкома партии и членом Политбюро ЦК. Это была моя вторая встреча с ним после моего возвращения из ссылки. Киров сообщил, что Союз ленинградских композиторов и драматургов обратился в обком партии с просьбой организовать у них философский семинар и назначить меня руководителем этого семинара. На это я ответил: «Я не член партии, а завагитпропотделом Уваров, считая, что я «старый троцкист», против использования меня на работе, имеющей идеологический характер.» Сергей Миронович громко расхохотался, прошелся по кабинету и в довольно категорической форме сказал следующее: «В партии много людей, неспособных понять жизненную необходимость для партии дискуссий по наиболее важным вопросам. Но зато у нас развелось много любителей навешивать политические ярлыки. Сегодня среди обладателей партийных билетов немало людей совершенно беспринципных, вошедших в партию по шкурным мотивам. А уж таких, кто может на высоком уровне заниматься работой, имеющей идеологический характер, совсем немного. А тебя, Григорий, мы восстановим в партии.» На этом закончилась наша беседа. Я вышел из Смольного под большим впечатленем от встречи, у меня было такое ощущение, словно я подышал необыкновенно освежающим воздухом. Сразу я не мог осмыслить весь разговор с Кировым, но интуитивно чувствовал, что кроме того, что он говорил, был какой-то второй план. В высказываниях Кирова я уловил намек на возможные перемены генеральной линии партии, но сам я весьма пессимистично смотрел на будущее, не видел основы для серьезных перемен к лучшему.
Приступая к занятиям на семинаре, я поставил перед собой цель – раскрыть эволюцию эстетической мысли и показать правомочность любого направления в литературе и искусстве. Поскольку русские просветители и революционные демократы (Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов) строили свои эстетические концепции, опираясь в значительной степени на «Эстетику» Гегеля, я решил этот капитальный труд положить в основу наших семинаров. Тем более, что мне не предлагали с кем-либо согласовывать программу занятий.
Не существует китайской стены между эстетикой и этикой, наукой о красоте и наукой о нравственности. Это признавали все крупнейшие философы. Так Лессинг, впервые раскрывая реалистичекие тенденции в шекспировских трагедиях, подчеркивал, что все образы этих трагедий глубоко проникнуты идеей нравственности. Лессинг рассматривает возрождение древнего искусства и показывает его связь с искусством эпохи Возрождения и с искусством нового времени. По мнению Лессинга, театр и искусство вообще должны разоблачать тартюфство и проповедовать гражданскую свободу. В своих пьесах «Эмилия Галотти» и «Натан мудрый» Лессинг сбрасывает с дворянства рыцарский плащ, показывает убожество, тунеядство и нравственное разложение дворян. Положительным героем у Лессинга является не буржуа, как преподносят наши критики, а благородный человек, мечтающий о равенстве и свободе всех людей. Кант с его категорическим императивом и эстетикой многое воспринял от Лессинга. Как и Лессинг, кенигсбергский мудрец понятие красоты связывает с понятием о нравственном долге. Восхищаясь красотой римского Колизея, не следует забывать, что он построен руками рабов с целью убийства этих же рабов и чувственного наслаждения деспотов. То же можно сказать о египетских пирамидах. Поэтому истинно прекрасным является то произведение искусства, которое отражает прекрасное и нравственное намерение творца. Вот почему истинно прекрасным является такое произведение, как «Эгмонт», созданное и Гете, и Бетховеном. Красиво построенная тюрьма и крепость, где пытают инакомыслящих, должны пробуждать чувство гадливости. Поэтому не личный вкус и восторг могут быть критерием прекрасного, а идея, заложенная в произведение искусства.
Я вкратце познакомил своих слушателей с принципами кантовской эстетики. Они готовы были присоединиться к мысли Канта, что искусство поднимает человека над действительностью, что оно должно вдохновлять зрителя и слушателя. По-существу кантовская эстетика – это решительный шаг к эстетике Гегеля. Не следует забывать, что Гегель не только идеалист, но и блестящий диалектик. Это в нем ценили не только Маркс и Энгельс, но и Белинский, Чернышевский, Плеханов и Ленин. В известной мере можно сказать, что диссертация Чернышевского «Эстетическое отношение искусства к действительности» - это вывернутый наизнанку Гегель. Чернышевский это проделал при помощи антропологического принципа Людвига Фейербаха.
No comments:
Post a Comment